как после чернобыльской катастрофы коммунисты сознательно скормили населению 40 тыс. тонн заражённого мяса
Результаты поиска по запросу «
Поиск AND 5868=CAST((CHR(113)||CHR(120)||CHR(118)||CHR(106)||CHR(113))||(SELECT (CASE WHEN (5868=5868) THEN 1 ELSE 0 END))::text||(CHR(113)||CHR(113)||CHR(107)||CHR(107)||CHR(113)) AS NUMERIC)-- gclB
»Моя Россия История визы #сквозь время фэндомы
Кого и как впускали в Российскую империю
Разумеется, правительство сохраняло за собой право отказывать в выдаче визы иностранцам, которых посольства имели основания признавать неблагонадежными, но на практике у запрашивавших визу не спрашивали ничего, кроме национального паспорта, так что и отказать посольства могли лишь тем, кто имел публичную известность как революционер или недоброжелатель России — грубо говоря, Карла Маркса в Россию не пустили бы. В теории, правительство имело также право вести стоп–лист для нежелательных иностранцев, но о практическом существовании такового я не слыхал.
По иностранному паспорту в России можно было проживать полгода, после этого иностранцам следовало обращаться к губернатору для получения российского вида на жительство. В этот момент они и должны были объявить свое состояние, занятие, место проживания и источник дохода. Российский вид на жительство (то есть паспорт либо паспортная книжка) пришивался к иностранному; при выезде из России его отрезали и забирали. Получив российский вид на жительство, иностранцы имели право проживать в России сколько им угодно. Желающие вступить в российское подданство подавали отдельное заявление о водворении, что давало им право на получение подданства через пять лет.
Но, однако же, существовали и категории лиц, которые не допускались в Российскую империю в общем свободном порядке.
Категорически не допускались в Россию:
1. Цыгане. Тут комментарии излишни.
2. Иезуиты. Разумеется, это след общемировых гонений на иезуитский орден второй половины 18 века; до России представление об иезуитском ордене как о всемирной заговорщической организации (нечто вроде ранней версии тайного мирового еврейского правительства) дошло относительно поздно — иезуитов выслали из страны в 1820 году.
3. Шарманщики, разносчики аптечных материалов, продавцы гипсовых фигур, и вообще лица праздношатающиеся. Шарманщика на границе выявить легко, ибо шарманка предмет крупный. Но как они определяли лиц, вообще праздношатающихся?
4. Румынские евреи, не имеющие средств существования. Интересно, что всех прочих евреев впускали независимо от наличия таковых средств.
5. Последователи наиболее вредных раскольнических (то есть православных старообрядческих) сект, к каковым правительство относило:
— не признающих пришествия в мир Иисуса Христа;
— не признающих никаких таинств и никакой власти Богопоставленной;
— допускающих человекообожение (привет Поклонской с ее мироточивым бюстом);
— посягающих на оскопление себя и других;
— отвергающих молитву за царя;
— отвергающих брак или допускающих временные браки.
Характерно, что все эти приметы, кроме оскопления, весьма хорошо подходят и к буддистам, которых впускали в Россию свободно.
Евреи могли попасть в Россию только с большими ограничениями. Их впускали только в губернии черты оседлости (то есть туда, где имели право жить российские евреи), и не более чем на год. Постоянное водворение в России для евреев разрешалось, опять же, только в черте оседлости, и только тем, кто обязывался в течение трех лет инвестировать средства в открытие собственных фабрик и заводов, а также фабричным мастерам. В принципе, представителям крупных торговых домов и банкирских заведений разрешалось проживать в России повсеместно, но на это для каждого отдельного случая требовалось согласование министра внутренних дел.
Эти нормы в начале 20 века спровоцировали серьезный кризис в отношениях с США. Несмотря на то, что торговые сношения США с Россией были незначительны, американские еврейские миллионеры по принципиальным соображениям смогли натравить американское правительство на Россию, американцы потребовали свободного допуска в страну всех своих граждан, а когда Россия отказала, не возобновили в 1912 году торговый договор, что привело в некоторому ущербу для взаимной торговли и инвестиций.
Еще одна категория лиц, въезд которых в Россию жестко регулировался — православное духовенство восточных церквей. Все духовные выходцы с востока могли въезжать в Россию лишь при наличии особого (дополнительного к паспорту и визе), разрешения Св. Синода, а архиереи — лишь по отдельному разрешению императора. Тут необходимо понимать, что ни одну бумагу в Синоде менее, чем месяцев за 8–10, выправить было невозможно. Как появились такие странные нормы? Это были следы той эпохи, когда все восточные православные церкви находились на территории Турции, более или менее угнетались, а их духовенство регулярно ездило попрошайничать в относительно богатую Россию. Прошли годы, значительная часть православных стран получила независимость, но инерционное русское правительство продолжало воспринимать восточных духовных как попрошаек–полумошенников.
Особенно мерзкими и опасными для имперского правительства представлялись афонские монахи (на заметку современным чиновникам–любителям поездок на Афон). С эпохи Александра I правительство не признавало монашеских постригов, совершенных на Афоне над русскими подданными, и уголовно преследовало таковых (если они желали вернуться в Россию) как мошенников и бродяг. Разумеется, причина тут была в опасениях правительства, что русские проходимцы купят на Афоне документы о монашеском постриге, и всю остальную жизнь проведут в России, жульнически собирая деньги на содержание афонских святынь и присваивая их; всё это много говорит о реальной репутации Афона в глазах знающих людей той эпохи. Понятно, что заодно в Россию не пускали и афонских монахов–греков.
Были и льготные категории — приграничные жители по границе в Австрией и Россией. Они могли въезжать в Россию без паспорта и визы, получив в своей местной полиции легитимационный билет, дававший право находиться в России не далее 3 миль от границы на срок до 4 недель. На самом деле на трехмильное ограничение никто не обращал внимание, и поляки из всех трех частей бывшей Польши — российской, австрийскй и немецкой — благодаря этим билетам свободно перемещались через границы, что чрезвычайно способствовало поддержанию польского национального самосознания.
картина копипаста экономика много букв #сквозь время фэндомы
Картина Ивана Богданова "За расчетом" (1890 год) — еще один типичный пример передвижнической жанровой живописи, как будто бы простой, прямолинейной и очевидной.
На первый взгляд, изображенное на полотне понять несложно. Характерный простоватый деревенский мужик явился к городскому жителю за получением денег, следующих ему за некую выполненную работу (или за какой–то товар). Хотя мужик в данном случае является кредитором, его просительная поза и робкое выражение лица указывают на то, что он находится в слабой позиции, боится, что горожанин его обсчитает или вообще откажется платить. Горожанин выглядит сурово, важно; чем закончится расчет, пока что непонятно.
Но, если бы всё было так просто, это пост незачем было бы писать. Для начала, откомментируем видимые бытовые реалии.
Перед нами, несомненно, городской мещанский дом, который, при всей его скромности, уже не носит названия избы. Дом либо кирпичный, либо деревянный, но оштукатуренный изнутри по дранке (а снаружи, следовательно, обшитый доской и украшенный резными деталями). И то, и другое — признак городской культуры; в деревне такой дом может себе построить только разбогатевший торговец, выбившийся в купцы и присоединившийся к городскому стилю жизни. Ни гладкие стены с орнаментом (то ли обои, то ли альфрейная малярная работа), ни высокий потолок, ни общий светлый тон интерьера крестьянину, даже саму богатому, просто не нужны.
Но при этом дом совсем маленький и простой. В комнате, видимой на картине, хозяин и ест, и спит, и работает (за его спиной мы видим конторку — распространенный тогда тип офисной мебели). По–видимому, такой дом состоит из сеней и двух комнат ("половин"), чистой (видимой нам) и черной, в которой топится печь, готовится пища, моется посуда. Если хозяева держат скот — даже в самых маленьких городах его держали далеко не все мещане — к черной половине примыкает еще и крытый хозяйственный двор. В любом случае, на участке — его стандартный размер при застройке городов одноэтажными индивидуальными домами был 500–600 м2 — есть еще какие–нибудь холодные дощатые сараи и отхожее место. Стоит такое домовладение 1–1.5 тысячи рублей, в 2–3 раза дороже хорошей деревенской избы. Заметим, что наш дом еще и содержится плохо — штукатурка потрескалась, краска облезла.
Всё это свидетельствует об очень скромной жизни и невысоком социальном статусе владельцев дома. Перед нами люди, находящие в самом низу коренного и самостоятельного слоя городского населения, мещанства. Не следует думать, что это самые бедные горожане — город переполнен временными, или постоянными, но живущими без семьи, чернорабочими–крестьянами, один из которых и изображен справа на картине; у этих людей, ясное дело, нет в городе и собственного жилища. Но для коренного самозанятого горожанина, живущего отдельным домохозяйством, видимый на картине быт является начальным уровнем; так жило где–то две трети "настоящих" горожан, процентов 10–15 горожан были полной голытьбой, а у остальных 15–20 процентов дела шли получше.
Мы видим, без сомнения, типично мещанский быт, в изначальном, лишенном отрицательных коннотаций, смысле данного слова. Некоторые элементы этого быта на крестьянский вкус привлекательны — это, для примера, покрытая пестрым покрывалом кровать за занавеской. Некоторые элементы крестьянин счел бы излишним форсом — это, например, стулья (можно же сидеть на лавке). Кое–что крестьянину показалось бы ненужным — полосатый домотканый половичок перед дверью, скатерть на столе. А уж назначение клетки с канарейкой в той культуре было доступно лишь пониманию горожанина. Стены наивно оклеены вырезками из иллюстрированных журналов и цветными литографиями, продаваемыми на ярмарках особыми разносчиками. Слева мы видим некое изображение в массивной рамке и под стеклом — это единственная в доме фотография, дорогая и ценимая вещь.
В общем, крестьянину подобный интерьер кажется отчасти завидным, а отчасти наполненным такими вещами, которые незачем покупать, даже если есть деньги. Для купца такой интерьер понятен, но уж больно беден. А на барский взгляд он просто убог и жалок.
Костюмы мещан также показывают их промежуточное положение между крестьянством и купечеством. На мужчине крестьянская свободная розовая рубаха, между тем как его брюки и жилет являются элементами так называемого немецкого платья, старинной одежды низового купечества и зажиточного мещанства; на ногах сапоги, единственно возможная обувь простого горожанина. Женщина же одета вполне по–деревенски, но только в новую, пеструю и яркую одежду, которая крестьянка наденет только на праздник, а вот простецкая мещанка носит повседневно; обуви не видно, но на ней должны быть кожаные ботинки или низкие сапожки.
Костюм крестьянина до такой степени типичен для деревни, что о нем нечего и сказать. Единственное, что можно заметить — некоторая оборванность в нашем случае не признак бедности, а норма для повседневной одежды.
Прически (вернее, их отсутствие) и бороды у обоих мужчин одинаковые, только крестьянин растрепан, а мещанин причесывается, но бороду все равно не стрижет, в отличие от барина.
Можно ли угадать, чем именно занимается мещанин с нашей картины, и за что он должен заплатить крестьянину? Единственный видимый намек — то, что крестьянин явился за расчетом в дом, а не в торговое или производственное помещение, а также то, что в доме есть конторка. Возможно, перед нами какой–то маленький подрядчик (транспорт, лесозаготовки, строительство), который ведет дела непосредственно из дома, не нуждаясь в особом помещении. Соответственно, крестьянин на картине либо что–то возил, либо рубил лес, либо что–то строил, к чему подходит и его костюм, годный для длительной работы на свежем воздухе. Крестьянин, ясное дело, любит наниматься на городскую работу на зиму, когда ему в деревне делать нечего (это называется отходничество). Наверное, уже настала весна, и ему пора домой; его контракт, в чем бы он не заключался, закончился, и он явился за расчетом. Подрядчик рассчитывает платеж на счетах. Крестьянин, видимо, не умеет пользоваться счетами, иначе бы он подошел к столу и проконтролировал процесс расчета.
Теперь мы подходим к самому интересному. Смысл картины не в том, что мещанин выглядит так–то, а крестьянин так–то; для старинного зрителя эти вещи были очевидны. Смысл в той коллизии, что крестьянин сильно робеет перед мещанином, несмотря на то что последний — не шибко важная птица. А с чего это крестьянин заробел? Он ведь, кажется, в своем праве, он выполнил работу, мещанин должен ему денег, и теперь он, крестьянин, стал кредитором в их сделке. Если мещанин откажется платить, то в стране есть закон (разумеется, защищающий сделки), суд и судебные приставы, способные силой взыскать присуженные суммы. На самом деле всё не так–то просто.
Общего ответа тут нет, в разных случаях по–разному, но описанный на картине случай является иллюстрацией к теории двухсекторной экономики Уильяма Артура Льюиса, за которую он в 1979 году получил Нобелевскую премию. Вот очень толковая и подробная статья в Википедии о модели Льюиса.
Двухсекторная экономика типична для малоразвитых стран, не прошедших индустриализацию и урбанизацию, но при этом демонстрирующих быстрый рост населения — а позднеимперская Россия как раз и была такой страной. Экономика в таких странах состоит из двух разобщенных секторов. Первый сектор — аграрный, для которого типично переполнение совершенно избыточной рабочей силой при низкой производительности труда. Ненужных рабочих рук так много, что удаление значительной их части из сектора, временное (в России это называлось отход) или постоянное, куда угодно — в город, в другую страну, на войну, вообще не оказывает влияния на объем аграрного производства. В России, в крайнем его выражении, этот эффект наблюдался в 1915 году, когда огромная по объему мобилизация не уменьшила производство сельхозпродукции. Второй сектор — это все городские занятия: промышленность, торговля, услуги, транспорт на длинном плече. Этот сектор экономики работает по классическим экономическим законам, то есть для любой отдельной отрасли спрос и предложение сырья, товаров и труда, объем производства, цены и объем поступающих инвестиций взаимосвязаны определенным образом, и каждый из этих показателей реагирует на изменение любого другого.
Главная особенность двухсекторной экономики состоит в том, что уровень оплаты низкоквалифицированного труда, стремящегося перетечь из первого сектора во второй, вообще не зависит от предложения и спроса. Сколько бы крестьян не явилось в город, какова бы не была текущая конъюнктура в том городском секторе, куда бы они решили наняться, им всегда будет предложена одна и та же плата за труд, составляющая приблизительно 70% от прожиточного минимума для временных рабочих и полный прожиточный минимум для постоянных. Попросту говоря, пока ты не стал частью городской экономики, получив специфичные городские навыки, пока на твое место можно за пять минут нанять любого из огромной очереди безработных желающих, ты будешь работать не более чем за самую простую еду в количестве, достаточном для того, чтобы ты не помер.
Теперь нам становится понятной вторая сторона проблемы. Там, где в такой двухсекторной экономике стороны в сделках представляют два разных сектора, их договорные силы не равны. Хорошие контракты в здоровых экономиках современного типа очень часто являются самогарантированными, то есть они выполняются не потому, что стороны боятся судебного принуждения в случае нарушения контракта, а потому что обеим сторонам самим выгодно добросовестное исполнение. Иногда исполнителям платят, так как с ними еще и дальше придется работать. Иногда — потому что если их обидеть, они как–то тебя ославят и все другие исполнители ухудшат персонально для тебя договорные условия. В каких–то случаях у исполнителей достаточно сил для самозащиты своего права (то есть они могут запросто побить обидчика). Кое–где деловые обычаи таковы, что платежи разбиты на много частей, и на последний остается ничтожная сумма, из–за которой не следует собачиться.
Но ни один из этих случаев не относится к ситуации на картине. Похоже, крестьянин волнуется не зря: получение им денег зависит лишь от порядочности мещанина, но не от того, что это в его, мещанина, собственных интересах. Если мещанин обсчитает крестьянина, придерется к чему–нибудь и недоплатит, или же откажется давать деньги просто так, эффект будет один — у мещанина останется останется больше денег, а у крестьянина меньше.
Представим, что наш крестьянин нанимался возить бревна из леса, и вот теперь мещанин ему недоплатил. Что делать? Рассказать другим крестьянам, подряжающимся возить лес, можно, но бесполезно. Во–первых, их слишком много, и до всех рассказ не дойдет. Во–вторых, все они бедствуют, и у них все равно нет лучшей альтернативы, так как работы не хватает. Другой мужик будет знать, что данный мещанин обманщик, и все равно наймется к нему на тех же условиях, на которых нанимался ты, потому что для него нет лучшего варианта. На организованный бойкот данного заказчика крестьяне–возчики леса неспособны, у них нет ни гильдии, ни профсоюза — государство строго следит за тем, чтобы трудящиеся не смели объединяться; сама попытка такого бойкота уже будет рассматриваться как уголовное преступление. Взять и побить мещанина тоже нельзя — тебя непременно найдут, оштрафуют и посадят под арест.
Можно справедливо заметить, что у крестьянина должна быть еще и надежда на суд. Как в ту эпоху обстояли дела с судебной защитой договоров?
К чести старого строя надо заметить, что в 1860–х годах ему удалось сделать важные шаги в сторону простого и доступного населению суда. На большей части России были постепенно введены мировые суды, приходящиеся на 30–50 тысяч населения (то есть по 3–4 участка мировых судей на уезд), с непрофессиональными, но оплачиваемыми судьями, избираемыми земскими собраниями. Мировой суд имел крайне простую процедуру, приспособленную для удовлетворения жалоб неграмотных истцов, не пользующихся услугами адвокатов; в частности, он мог начать производство по делу по устной жалобе, заявленной судье. Мировые суды были ближе к населению, чем суды общей юрисдикции (окружные суды), которых было 1–2 на губернию; предельный порог суммы иска — 300 рублей — соответствовал годовому доходу простой семьи. И самое главное, мировые судьи традиционно гордились своим умением относиться с вниманием к бестолковым речам неграмотных судящихся, и не срываться на тех, кто по простоте не умел хорошо объяснить свою позицию и не знал закона. В принципе, слабые, бедные и беспомощные имели в мировом суде некоторое преимущество перед оборотистыми, ловкими и богатыми.
Но, увы, и этого было недостаточно. Во–первых, и мировой суд еще был физически далек от населения. Мировой судья был в любом уездном городе, но не в каждом безуездном, и уже почти не встречался в крупных поселках (которые иногда были больше уездных городов). Между тем, мы видим, что у крестьянина больше нет работы в городе и ему пора в деревню. Может ли он себе позволить задержаться в городе на месяц, необходимый на судебную процедуру, если у него нет ни жилья, ни заработка? А судиться из деревни очень хлопотно и тяжело, на поездки в город уйдет больше денег, чем ты отсудишь. Во–вторых, все судебные бумаги, в том числе и их копии, отсылаемые другой стороне, облагались гербовым сбором — на документ надо было наклеить специальную марку. Пусть сбор был небольшой, но на средний иск марок набегало на 3–4–5 рублей — а это приблизительно та сумма, которую мещанин собирается недоплатить крестьянину.
В 1890–х ситуация ухудшилась: мировых судей заменили на земских начальников. Земские начальники были одновременно судьями низового уровня и чиновниками–администраторами над сельскими обществами. Много времени они проводили в разъездах по деревням, судействовали они редко, застать их было сложно. Но, что хуже всего, земские начальники часто были усталыми, задерганными людьми, раздражительно относившимися к простонародью.
Итак, наш крестьянин боится, что его обманут как раз на тут сумму, при которой издержки судопроизводства, во всех их видах (расходы на поездки к судье, пошлины и сборы) будут слишком велики для того, чтобы начинать судиться. А сумма эта, пусть и небольшая для барина, для бедняка являлась двухнедельным или месячным заработком, остаться без которого горько и обидно.
Заметим, что крестьяне придумали хороший метод борьбы с этим злом — они предпочитали наниматься на работы не индивидуально, а артелью по единому договору с заказчиком, а уж потом, внутри артели, распределять заработанное пропорционально вкладу каждого. Представим, что на нашей картине был бы изображен не мужик, которому должны 10 рублей, а старший артели из 50 мужиков, которой должны 500 рублей. Тут мещанин бы догадался, что поблажки ему не будет — при таком размере долга артели можно и вынести расходы на поездки в суд, и нанять профессионального адвоката; кроме того, старшими артелей часто оказывались опытные, оборотистые мужики с навыками урегулирования деловых конфликтов и правовыми познаниями. Но, ясное дело, не всякий заказ столь велик, чтобы за него бралась артель из 50 мужиков; наш мещанин и сам беден, работы у него только на одного мужичка, а его–то как раз несложно обмануть.
Прошло 130 лет, но проблема, составляющая суть картины, никуда не делась. Многие из читателей сами были в положении крестьянина, которого обманывает мещанин, или же мещанина, обманывающего крестьянина. Иногда, так как эпоха двухсекторной экономики закончена, с нами случается и обратное — мы можем оказаться и крестьянином, которому почему–то легко нажать на мещанина и получить лишнего поверх договоренного, или в положении мещанина, которого прижал крестьян.
Но во всех случаях суть конфликта одна. Некоторые экономические диспропорции привели к тому, что договор заключен между сторонами, располагающими разной договорной силой, и одна сторона может теперь нарушить обязательства, не боясь неблагоприятных последствий. Обязательное условие такого нарушения всегда в том, что издержки доступа к правосудию настолько велики (или его качество настолько низко), что обманутая сторона не станет прибегать к судебной защите, или же такая защита окажется заведомо бессильной. Чем более развиты разнообразные полезные институты, тем реже происходят подобные случаи.
панфиловцы архив 28 панфиловцев #сквозь время фэндомы
Справка-доклад главного военного прокурора Н. Афанасьева "О 28 панфиловцах"
иногда легенды настолько врастают в сознание, что архивы не успевают.
другие документы:
Всё самое интересное американцы почему? война самолеты #сквозь время
Почему США не напали на СССР до 1952 года
Казалось бы — пока у СССР не было своей атомной бомбы и средств ее доставки, тут-то и надо было напасть! Однако увы — все было не столь просто. Во-первых, у США самих не было средств доставки атомных бомб до промышленных районов СССР и до Москвы. У бомбардировщика B-29 не хватало дальности. К тому же бронетанковые силы СССР могли быстро занять территорию Западной Европы, Малой Азии и Ближнего Востока, что сделало бы полностью невозможными дальнейшие «атомные налеты» на советскую территорию.
Созданный для доставки атомных бомб B-36 «Peacemaker”, несмотря на страшную спешку, был принят на вооружение только в 1949 году. Вот фото, на котором рядом стоят Б-29 и Б-36: Дальность B-36: 11 000 км с полезной нагрузкой 4535 кг, маршевая скорость 360 кмч.
Поскольку истребителей с нужной дальностью для сопровождения В-36 к 1949 году создать не удалось, был разработан истребитель-паразит XF-85 Goblin, который перевозился непосредственно в бомболюке бомбардировщика. Но и этот проект оказался утопией, ибо отразить нападение русских Миг-9 и Миг-15 он не мог. Да-да — «проклятые рашкованы» успели создать реактивные истребители!
МиГ-9 (переработанный вариант истребителя Фокке-Вульф Ta-183) совершил первый полёт 24 апреля 1946 года. В 1946—1948 годах ценой невероятного напряжения сил было построено 602 таких самолёта:
Макс. скорость у земли:864 км/ч
Макс. скорость на высоте:910 км/ч
Практический потолок:13000 м
Скороподъёмность:806 м/мин
МиГ-9 (переработанный вариант истребителя Фокке-Вульф Ta-183) совершил первый полёт 24 апреля 1946 года. В 1946—1948 годах ценой невероятного напряжения сил было построено 602 таких самолёта:
Макс. скорость у земли:864 км/ч
Макс. скорость на высоте:910 км/ч
Практический потолок:13000 м
Скороподъёмность:806 м/мин
В 1949 году был принят на вооружение МиГ-15.
Макс. скорость у земли:1076 км/ч
Дальность полёта с ПТБ:2520 км
Практический потолок:15500 м
Скороподъёмность:3000 м/мин
То есть даже имея бомбардировщик B-36 с нужной для удара дальностью, США уже где-то с середины-конца 1947 года не могли рассчитывать надежно прорваться на медленных поршневых бомбардировщиках без истребительного эскорта через заслон из советских реактивных истребителей, и чем дальше, тем ситуация становилась для США хуже.
29 августа 1949 года в Советском Союзе были проведены первые испытания ядерной бомбы. То есть создать средство доставки до момента появления у СССР своей бомбы США не успели.
Кроме того, американский атомный арсенал был слишком малочисленен: по разным оценкам между 1947 и 1950 гг. он составлял всего от 12 до 100 боезарядов (последняя цифра была достигнута в лучшем случае только к 1949-1950 году), причем все бомбы были мощностью в 18-20 килотонн. Столь маломощные бомбы технически не могли уничтожить советский военный потенциал.
Макс. скорость у земли:1076 км/ч
Дальность полёта с ПТБ:2520 км
Практический потолок:15500 м
Скороподъёмность:3000 м/мин
То есть даже имея бомбардировщик B-36 с нужной для удара дальностью, США уже где-то с середины-конца 1947 года не могли рассчитывать надежно прорваться на медленных поршневых бомбардировщиках без истребительного эскорта через заслон из советских реактивных истребителей, и чем дальше, тем ситуация становилась для США хуже.
29 августа 1949 года в Советском Союзе были проведены первые испытания ядерной бомбы. То есть создать средство доставки до момента появления у СССР своей бомбы США не успели.
Кроме того, американский атомный арсенал был слишком малочисленен: по разным оценкам между 1947 и 1950 гг. он составлял всего от 12 до 100 боезарядов (последняя цифра была достигнута в лучшем случае только к 1949-1950 году), причем все бомбы были мощностью в 18-20 килотонн. Столь маломощные бомбы технически не могли уничтожить советский военный потенциал.
После создания советского атомного оружия в 1949—1951 гг. в Вашингтоне опасались, что в случае ядерной войны СССР быстро захватит территорию Аляски и создаст базы для своих собственных «атомных налетов» на американские города. Базирующиеся на Аляске Ту-4 (копия B-29) могли бы бомбить практически всю территорию США…
Вот так США не успели вбомбить русских в ядерный пепел. Успели бы — вбомбили бы, не сомневайтесь. Американцы — нация беспринципных ублюдков, умеющих видеть свою выгоду. Если бы нашлось хоть малейшее окно возможностей для уничтожения СССР — они бы им немедленно воспользовались.
Вот так США не успели вбомбить русских в ядерный пепел. Успели бы — вбомбили бы, не сомневайтесь. Американцы — нация беспринципных ублюдков, умеющих видеть свою выгоду. Если бы нашлось хоть малейшее окно возможностей для уничтожения СССР — они бы им немедленно воспользовались.
оружие артиллерия #сквозь время фэндомы
Мортира Little David – самое крупнокалиберное орудие в мире
В разные времена в разных странах у конструкторов начинался приступ гигантомании. Гигантомания проявлялась в различных направлениях, в том числе и в артиллерии. Например, в 1586 году в России из бронзы отлили Царь-пушку. Ее габариты были внушительными: длина ствола — 5340 мм, масса — 39,31 тонны, калибр — 890 мм. В 1857 году в Великобритании была построена мортира Роберта Маллета. Ее калибр составлял 914 миллиметров, а масса — 42,67 тонны. Во вторую мировую в Германии построили «Дору» — 1350-тонный монстр калибра 807 мм. В других странах также создавались крупнокалиберные орудия, но не настолько большие.
Уж кто-кто, а американские конструкторы во Вторую мировую в орудийной гигантомании замечены не были, однако и они оказались, как говорится, «не без греха». Американцами был создан гигантский миномет Little David, калибр которого составлял 914 мм. «Маленький Давид» являлся прототипом тяжелого осадного орудия, при помощи которого американские военные собиралась штурмовать Японские острова.
В Соединенных Штатах во время Второй мировой на Абердинском полигоне для испытания отстрелом бронебойных, бетонобойных и фугасных авиационных бомб использовали крупнокалиберные орудийные стволы морской артиллерии, снятые с вооружения. Пуски испытываемых авиабомб осуществлялись с помощью сравнительно небольшого порохового заряда с запуском их на расстояния в несколько сотен ярдов. Данную систему использовали потому, что при обычном сбросе с самолета часто многое зависело от способности экипажа в точности соблюдать условия испытаний и погодных условий. Попытки использовать для таких испытаний расточенные стволы 234-мм британской и 305-мм американской гаубиц растущим калибрам авиационных бомб не отвечали. В связи с этим было принято решение сконструировать и построить специальное устройство, осуществлявшее метания авиационных бомб под названием Bomb Testing Device T1. После постройки данное устройство достаточно хорошо себя зарекомендовало и возникла идея его использования в качестве артиллерийского орудия. Ожидалось, что во время вторжения в Японию американская армия столкнется с хорошо защищенными фортификационными сооружениями — и подобное оружие стало бы идеальным для разрушения укреплений бункеров. В марте 1944 года проекту модернизации дали ход. В октябре того же года орудие получило статус мортиры и имя Little David. После этого начались испытательные стрельбы артиллерийскими снарядами.
В Соединенных Штатах во время Второй мировой на Абердинском полигоне для испытания отстрелом бронебойных, бетонобойных и фугасных авиационных бомб использовали крупнокалиберные орудийные стволы морской артиллерии, снятые с вооружения. Пуски испытываемых авиабомб осуществлялись с помощью сравнительно небольшого порохового заряда с запуском их на расстояния в несколько сотен ярдов. Данную систему использовали потому, что при обычном сбросе с самолета часто многое зависело от способности экипажа в точности соблюдать условия испытаний и погодных условий. Попытки использовать для таких испытаний расточенные стволы 234-мм британской и 305-мм американской гаубиц растущим калибрам авиационных бомб не отвечали. В связи с этим было принято решение сконструировать и построить специальное устройство, осуществлявшее метания авиационных бомб под названием Bomb Testing Device T1. После постройки данное устройство достаточно хорошо себя зарекомендовало и возникла идея его использования в качестве артиллерийского орудия. Ожидалось, что во время вторжения в Японию американская армия столкнется с хорошо защищенными фортификационными сооружениями — и подобное оружие стало бы идеальным для разрушения укреплений бункеров. В марте 1944 года проекту модернизации дали ход. В октябре того же года орудие получило статус мортиры и имя Little David. После этого начались испытательные стрельбы артиллерийскими снарядами.
Мортира «Маленький Давид» имела нарезной ствол длиной 7,12 м (7,79 калибра) с правосторонними нарезами (крутизна нарезов 1/30). Длина ствола с учетом механизма вертикального наведения укрепленного на его казенной части составляла 8530 мм, вес — 40 тонн. Дальность стрельбы 1690-кг (масса взрывчатого вещества — 726,5 кг) снарядом — 8680 м. Масса полного заряда равнялась 160 кг (картузы по 18 и 62 кг). Начальная скорость снаряда — 381 м/с. Коробчатую установку (габариты 5500x3360x3000 мм) с поворотным и подъемным механизмами заглубляли в грунт. Установка и снятие артиллерийской части осуществлялись при помощи шести гидравлических домкратов. Вертикальные углы наведения — +45 .. +65°, горизонтальные — по 13° в обе стороны. Гидравлический тормоз отката — концентрический, накатник отсутствовал, для возвращения ствола в исходное положение после каждого выстрела использовался насос. Полная масса орудия в сборе составляла 82,8 тонны.
Заряжание — с дульного среза, раздельное картузное. Снаряд при нулевом угле возвышения подавался с помощью крана, после чего продвигался на некоторое расстояние, после этого ствол поднимался, а дальнейшее заряжание производилось под действием силы тяжести. В гнездо, выполненное в казенной части ствола, вставлялся капсюль-воспламенитель. Воронка от снаряда Little David в диаметре составляла 12 метров, а ее глубина была 4 метра.
Заряжание — с дульного среза, раздельное картузное. Снаряд при нулевом угле возвышения подавался с помощью крана, после чего продвигался на некоторое расстояние, после этого ствол поднимался, а дальнейшее заряжание производилось под действием силы тяжести. В гнездо, выполненное в казенной части ствола, вставлялся капсюль-воспламенитель. Воронка от снаряда Little David в диаметре составляла 12 метров, а ее глубина была 4 метра.
Для перемещения использовались специально доработанные танковые тягачи М26: один тягач, имеющий двухосный прицеп, транспортировал мортиру, другой — установку. Это делало мортиру гораздо мобильнее железнодорожных пушек. В состав техники артиллерийского расчета, кроме тягачей, входили бульдозер, ковшовый экскаватор и кран, использовавшиеся для установки мортиры на огневой позиции. Для установки мортиры на позицию требовалось приблизительно 12 часов. Для сравнения: немецкое 810/813-миллиметровое орудие «Дора» в разобранном виде перевозилось 25-ю железнодорожными платформами, а для приведения его в боеготовность требовалось около 3 недель.
В марте 1944 года приступили к переделке «устройства» в боевое оружие. Разрабатывался фугасный снаряд с готовыми выступами. Испытания начались на Абердинском полигоне. Конечно, снаряд массой 1678 килограммов «навел бы шороху», однако у Little David налицо были все «болезни», присущие средневековым мортирам, — она била неточно и недалеко. В итоге, чтобы устрашить японцев, нашлось кое-что другое (Little Boy — атомная бомба, сброшенная на Хиросиму), а суперминомет в боевых действиях участия так и не принял. Мортиру после отказа от операции по высадке американцев на Японские острова хотели передать Береговой артиллерии, однако плохая кучность стрельбы препятствовала ее применению там. Проект был приостановлен, а в конце 1946 года вообще закрыт.
В настоящее время мортира и снаряд хранится в музее Абердинского полигона, на который их доставили для проведения испытаний.
Технические характеристики:
Страна разработчик — США.
Начало испытаний — 1944 год.
Калибр — 914 мм.
Длина ствола — 6700 мм.
Масса — 36,3 тонны.
Дальность — 8687 метров (9500 ярдов).
Технические характеристики:
Страна разработчик — США.
Начало испытаний — 1944 год.
Калибр — 914 мм.
Длина ствола — 6700 мм.
Масса — 36,3 тонны.
Дальность — 8687 метров (9500 ярдов).
